И даже небо было нашим - Паоло Джордано

ответил на мой взгляд полуулыбкой и в свою очередь отвернулся, чтобы не смотреть мне в глаза.

Это был не последний момент во время праздника, когда я остро ощущала свое одиночество. А тогда меня вдруг подхватила и унесла волна рукопожатий и объятий, и я очутилась далеко-далеко от беседки. Я принимала участие то в одном, то в другом разговоре, смеялась, даже когда не понимала шутку, расхаживала среди гостей, следя за тем, чтобы каждый чувствовал себя комфортно, чтобы всем хватило еды. Время от времени я принималась искать взглядом Берна и находила его в окружении гостей, всякий раз где-то далеко от меня. Но не позволяла себе расстраиваться из-за расстояния между нами. Я была намерена наслаждаться абсолютно всем, вплоть до каждой секунды.

Подошла Коринна и увела меня от компании одноклассников по лицею, задававших ехидные вопросы о моей жизни на ферме.

– Твой отец устроил скандал, – сказала она, и ее лицо исказилось от гнева. – Он говорит, что вино отвратительное. Может, вино и правда не самое лучшее, но это же не повод, чтобы набрасываться на Томмазо. Он говорит, Томмазо нарочно подал вино охлажденным, чтобы скрыть его противный вкус.

Мы подошли к столу с напитками, у которого мой отец и Томмазо выясняли отношения.

– Ты как раз вовремя, Тереза. Надо принести другое вино. Это не вино, а чистый яд. Тампони выплюнул его на клумбу.

Тампони был папин начальник. Еще во время церемонии в мэрии папа только на него и обращал внимание, я даже пожалела, что пригласила его.

– У нас есть другое вино? – спросила я Томмазо.

Он медленно покачал головой, не разнимая рук, которые вызывающе скрестил на груди.

– И как вам только пришло в голову подавать такую гадость!

– Может, попалась испорченная бутылка, папа?

– Я попробовал уже три. Три! А этот тип стоит тут и ухмыляется.

– Нет, ты видала? – напустилась на меня Коринна, как будто это я затеяла ссору.

– Что, по-вашему, я должен сделать, синьор Гаспарро? – спросил Томмазо. – Знаете, у меня идея. Дайте мне вон ту амфору, он указал на амфору, в которой мы собирали деньги. – Вдруг я сумею превратить воду в хорошее вино. А если не сумею, можете побить меня камнями, как в древности.

Я уже представила, как мой отец перепрыгивает через стол, чтобы наброситься на Томмазо, но, к счастью, пришли музыканты, друзья Данко. Не имею понятия, где он их набрал и как с ними расплатился: это был его свадебный подарок (хотя мы с Берном втайне надеялись, что он все же бросит в узкое горлышко амфоры хоть немного денег). Гости толпой двинулись к ним, и кто-то подтолкнул меня на середину образовавшегося круга.

Парень с тамбурином отвесил мне поклон, а миг спустя напротив меня вдруг материализовался Берн, такой же растерянный, как я. Он первый внял призывам, которые слышались со всех сторон, поднял руки и стал ритмично двигаться вокруг меня. Он танцевал пиццику лучше меня, но какое это имело значение? Я взглянула на Берна, моего супруга, и доверилась ему.

– Босиком! – заорал кто-то, и тогда Берн наклонился и развязал шнурки на моих туфлях. Я коснулась босыми ногами земли. Возможно, гости восприняли это как долгожданный сигнал к бесшабашному веселью, потому что круг, в центре которого мы были, распался и все начали танцевать.

Берн прошептал мне на ухо, что он – самый счастливый человек на земле. Потом, как будто признания одной мне было недостаточно, громко прокричал:

– Я – самый счастливый человек на земле!

Между нами вклинились другие танцующие, я опять потеряла его из виду и стала танцевать с разными партнерами, в какой-то момент даже со своим отцом, которого втолкнули в эту толпу. Я танцевала долго, словно в забытье. В конце концов у меня закружилась голова, я едва не споткнулась, схватила туфли, которые кто-то заботливо отставил в сторону, чтобы не затоптали, и протиснулась сквозь толпу сначала к беседке, затем к дому. На кухне высилась гора грязной посуды, сковородок и тарелок с остатками еды. Ребята из кооператива старались справиться с этим хаосом и даже застенчиво улыбались мне.

Зайдя в ванную, я наконец успокоилась и взглянула в зеркало. От моей прически ничего не осталось, цветочные бутоны, которые понравились Марине, съехали набок, щеки были малиновые. Мне стало немного грустно от того, что я утратила первоначальный ухоженный вид и из-под косметики проглянула неотесанная крестьянка, в которую я превратилась. Я смочила водой полотенце и протерла лицо.

Дверь за моей спиной распахнулась. В зеркале я увидела массивную фигуру Николы. Он был такой же растрепанный, как и я, узел галстука почти развязался. Вместо того чтобы уйти, он зашел внутрь и закрыл за собой дверь.

– Сейчас освобожу ванную, – сказала я, но он не двинулся с места.

Он тяжело дышал. Сделав еще шаг вперед, он схватил меня за локти и прижался лицом к моему голому плечу, как будто хотел укусить его. Потом стал жадно целовать меня в шею, поднимаясь все выше и выше, до самого уха, прежде чем мне удалось высвободиться. Отталкивая его, я задела запястьем край умывальника.

– Выйди! – сказала я, но Никола не послушался: теперь он тупо таращился на меня, точнее, на мое отражение в зеркале.

– Выйди, Никола!

Он сел на край ванны, плечи у него обвисли. Осмотрелся, словно заново знакомясь с этим помещением, с каждым предметом здесь, потом закрыл лицо руками. Плечи у него то поднимались, то опускались, но я не была уверена, что он плакал, скорее, это были нервные спазмы.

У меня возникло чувство вины от того, что я довела его до такого отчаяния, но в этом платье я не могла опуститься на колени, к тому же мне не хотелось подходить слишком близко: я не знала, как он себя поведет.

– Что с тобой?

Он не ответил.

– Ты просто слишком много выпил. Почему ты не привел с собой Стеллу? Вы могли бы прийти вдвоем.

Он покачал головой. Затем встал и открыл кран. Он ничего не делал, просто стоял и смотрел, как течет вода.

– Ты так хорошо разбираешься в себе, верно? – процедил он сквозь зубы. – Для тебя все просто и ясно. Но ты ничего не поняла, Тереза. Ни во мне, ни в этом месте. Ни в человеке, за которого вышла замуж.

Я положила влажное полотенце на умывальник, чтобы он мог дотянуться до него.

– Он хотя бы рассказал тебе про ту девушку? Про Виолалиберу? До того, как жениться на тебе, до того, как произнести «да», он рассказал тебе о ней?

– Увидимся во дворе, Никола.